«Воркута, Колосков и Трабукки, Пахтакор-79 и Кубок мира 2022»

23.07.2020 00:43

266

«Воркута, Колосков и Трабукки, Пахтакор-79 и Кубок мира 2022»

Интервью с Алишером Никимбаевым. Евдоким Раимов поговорил с одним из самых авторитетных футбольных экспертов Узбекистана. Более или менее, разбирающийся в узбекском футболе человек, знаком с персоной Алишера Никимбаева. За его плечами богатый опыт работы в зарубежных странах, в частности в Азиатской Футбольной Конфедерации. Для «Узбекской кухни», в первую очередь, этот человек, сделавший немало усилий для футбола Узбекистана. Никимбаев поднял спортивную журналистику в стране на новый уровень еще с 90-х. Парадокс, но Алишер Никимбаев более востребован зарубежом, нежели, в родной стране. Евдоким Раимов поговорил с ним на эти и другие темы.

- Для начала - о главной теме последних месяцев. Насколько на Вас конкретно влияет коронавирус?

- На меня лично это влияет с точки зрения работы. В мартовские дни ФИФА мы должны были проводить международный турнир, с участием национальных сборных Бельгии, Португалии, Швейцарии, Хорватии. Очень серьёзная шла подготовка к нему, практически все для проведения турнира было готово, но вот из-за коронавируса все отменилось. Должны были открывать новый стадион, пришлось все это откладывать (Речь идет о стадионе Educationcity – прим Е.Р.). Стадион в итоге открыли, но без зрителей, устроив оригинальное шоу онлайн, изменив сценарий и включив в программу часть, посвященную врачам, которые в эти месяцы вынесли на себе всю тяжесть борьбы с вирусом. Хотя, конечно, важно было не только открытие, а тестирование стадиона и персонала.

Лично меня данная ситуация лишила возможности поработать на таком турнире. Плюс ко всему, мы больше трех месяцев работали из дома, потому что, все соревнования остановлены. Соревнования 23-летних и моложе, вплоть до 14-летних, и вовсе не будут возобновлены, оставшись на той стадии, какой они есть. Новый сезон команды начнут с нуля, а нынешний останется не доигранным. Высшая лига, Кубка Эмира, второй дивизион – планируется доиграть, потому что, это связано с Лигой чемпионов, вылетом команд из QatarStarsLeague во второй дивизион, и наоборот, выходом из второго дивизиона в QSL. Поэтому, мы обязаны его доиграть. Вопрос: когда это произойдет? QSL возобновится 24 июля, второй дивизион – 4 августа. Ну и остаётся на стадии полуфинала Кубок Эмира. Это тот турнир, который даёт выход в Лигу Чемпионов. Его мы доиграем только осенью, в октябре или ноябре.

- Как в целом, к этой болезни относятся и борются в Катаре? Как в быту, так и в футбольном плане?

- Да в Катаре также, как и везде, был жесткий карантин. Практически никто не выходил из дома. Даже когда разрешили выходить на работу или в торговые центры, нужно обязательно иметь при себе телефон с включенным приложением, подтверждающим твой статус – здоров, болен, под подозрением. Входить в общественные места можно только, если ты здоров и телефон это показывает. Также имелись ограничения по количеству людей в машинах. Поэтому, по возможности люди сидели дома. В лучшем случае, выходили вокруг дома прогуляться подышать свежим воздухом. Вообще Катар – лидер по количеству заболевших, на миллион населения. Почти 4 процента населения переболели вирусом. Может, это и хорошо. Быстрее выработается коллективный иммунитет. Ведь и смертность от коронавируса в Катаре одна из самых низких в мире.

- К Катару мы еще вернемся. Расскажите пожалуйста, с чего вообще началась ваша работа в футболе и журналистике?

- В журналистике официально я начал работать, когда вернулся из армии. Это был ноябрь 1990 года, меня взяли на работу в газету «Физкультурник Узбекистана», который потом стал называться газетой «Спорт», даже не знаю, существует ли она сейчас. Хотя до этого, я также работал в этой газете, будучи курьером. Естественно, это нельзя было считать работой в журналистике. А вот где-то с 1990 года, да. Можно сказать, что я тогда работал журналистом. О футболе я начал писать в 1991 году. Для газеты я писал отчёты о последних матчах «Пахтакора» в чемпионате СССР. Даже помню, что один из отчётов тогда попал в «Советский спорт».

До 1997 года я работал только в журналистике. В марте месяце меня пригласили на работу пресс-атташе Федерации футбола, тогда это должность только создавалась. На полную ставку я не перешёл, потому что, предпочитал работать самостоятельно в газете, тогда еще «Молодёжь Узбекистана», а вскоре появилась газета «Гол» в моей карьере. Поэтому с 1997 года я работал на полставки в Федерации футбола, а уже в декабре 2000-го, перешел на полную ставку уже начальником отдела проведения соревнований.

- Это правда, что вы уже в 9 классе числились в газете спортивным журналистом?

- Нет, в 9 классе я не был в газете спортивным журналистом, потому что по советскому законодательству было запрещено это. Да, я писал статьи и печатался в «Физкультурнике Узбекистана», начиная с девятого класса, но числиться в газете я не мог.

- Сможете вспомнить вашу самую первую статью, которая была опубликована?

- (Задумавшись) Самое первое сложно вспомнить, о чем писал я. «Физкультурник Узбекистана» - по своему названию подразумевал, что писалось не только о спорте, но и о различных массовых соревнованиях, о чем, наверное, сегодня никто не пишет. Какая-то определенная часть публикаций была как раз о таких соревнованиях. И я помню, как мне дали какое-то задание в редакции, и я писал про настольный теннис. Что-то вроде чемпионата Ташкента среди ветеранов. Я приходил в редакцию и мне говорили писать об этом. Я шёл – писал. Но, это были какие-то незначительные соревнования, что сейчас их даже не вспомню. Как правило, какие-то турниры городского уровня.

Когда я уже стал журналистом, то помню ситуацию, сейчас это конечно обыденное явление, а по тем временам это был нонсенс (улыбается). Значит «Пахтакор» играл матч в Душанбе, а мы тогда заказывали материалы тем, кто находился в этом городе. Это было жёсткое правило: либо должен был ехать корреспондент, либо мы должны были заказывать материал тому журналисту, который находится на событии. Как правило, мы пользовались корреспондентской сетью «Советского Спорта», потому что у «Советского спорта» были свои корреспонденты в каждом крупном городе страны. И когда «Пахтакор» играл в Душанбе, мы естественно обратились к Всеволоду Юрескулу, собкору «Советского спорта» по Таджикистану, но по каким-то причинам, он, то ли отказался, то ли не мог писать. В итоге мне пришлось писать этот отчёт с телевизора. То есть я смотрел прямую трансляцию матча и потом писал. Сегодня это нормальное явление. У нас сейчас 99% в журналистике так работают, по тем временам, это был обратный случай.

А первый отчёт с матча «Пахтакора», который я писал, это с домашнего матча с «Араратом» и вышел он в «Физкультурнике». А первое интервью я сделал на годовщину гибели Хамида Рахматуллаева с его вдовой Людмилой Махмудовной в 1991 году.

- Ранее вы говорили в одном из интервью, что первым вашим матчем, который вы посмотрели вживую, была игра Кубка СССР: «Пахтакор» - «Нефтчи» (Баку). Если ничего не путаю, это было в переходный период после авиакатастрофы в 1979-м. Помните ли вы, что происходило в Ташкенте, когда все узнали, что команда погибла?

- Это был 1982-й год, март месяц, если мне память не изменяет. Матч Кубка СССР, 1/8 финала в Ташкенте, «Пахтакор» выиграл по пенальти. Когда команда погибла, сложно сейчас что-либо вспоминать, т.к. мне еще девяти лет не было. Но, как сейчас, помню кадры программы «Ахборот» (узбекский аналог программы «Время» - Е.Р.), где показывали, как везут гробы в машинах.

- Почему в советское время об аварии не могли сообщить вовремя? Ведь если говорить о пропаганде, то авиакатастрофа не является же чем-то сверхсекретным?

- По моим воспоминаниям, я не могу сказать, что о катастрофе не сообщали. По крайней мере, по телевидению церемонию похорон показывали. Говорят, что мы не обо всех катастрофах, случившихся в советские времена, знали. Тогда вообще политика государства была такая, чтоб люди меньше знали о трагедиях и тогда жизнь бы, наверное, стала лучше, как думалось советскому правительству.

Но еще раз повторю, по моим воспоминаниям, я не помню, чтобы умалчивалось о трагедии «Пахтакор-79». Плюс ко всему, в нашем доме погибла семейная пара. Девушка была ташкентская, а молодой человек из Минска. Они только поженились и полетели знакомиться с родственниками. И они тоже погибли в этом самолете. Естественно, мы тоже знали об этом, потом что они жили буквально в соседнем подъезде. Не уверен, что должен согласиться с этой версией, о том, что умалчивали о катастрофе. В целом, в Советском Союзе, может быть. По каким-то всесоюзным новостям, возможно и не говорили, за это не отвечаю. То, что в Узбекистане об этом знали, да, это правда.

- Как вы относитесь к мнениям людей, которые говорят, что команда могла бороться за чемпионство?

- Если честно, я сомневаюсь в том, что команда могла бы бороться за чемпионство в том составе. Да, она была молодая и перспективная, были свои звезды уровня Фёдорова. Но до чемпионства все-таки не дотянуть. Это было время очередного расцвета советского футбола, где были и «Динамо» Тбилиси, чемпион 1978 года, которые позже еврокубок выиграли, и «Спартак» Москва, чемпионы 1979 года, «Динамо» Киев, то есть были очень серьезные команды, которые вряд ли дали бы шанс побороться за чемпионство. Но команда могла бороться за еврокубки, если бы не случилась эта трагедия. С учетом того, что подрастала своя молодежь, которая, в конце концов, и влилась в команду чуть позже. Это Денисов, Кабаев, Шквырин. Тогда да, тогда может быть, что-то и было бы. И вначале 80-х вместо того, чтобы бороться за выживание, команда могла бороться за еврокубки и другие позиции в высшей лиге. Сложно всегда рассуждать на такие темы. Как говорится, «История не терпит сослагательного наклонения». Что было бы, если бы? Может, и не было бы ничего. Самое страшное, что трагедия больно ударила по узбекскому футболу еще тем, что в итоге мы не досчитались тренеров в начале 90-х. То есть, не будь той трагедии, они рано или поздно закончили свою карьеру, и некоторые из них стали бы тренерами. Это скажем так, отложенный удар. Первый удар – семьи потеряли своих родных, «Пахтакор» потерял своих футболистов, а в дальнейшем узбекский футбол не досчитался нескольких тренеров, функционеров, авторитетных людей в футболе. Что-то могло бы идти иначе, если они были бы живы.

- Кто из той команды был настоящей суперзвездой?

- Это конечно Фёдоров. Есть такой исторический случай, когда в 1975 году сборная СССР проводила свой матч, по-моему, со сборной Италии, десять человек состава были киевляне, которые в тот год выиграли европейский Суперкубок и Кубок Кубков. Одиннадцатым – был Фёдоров. Вот такая характеристика того, какой звездой был Фёдоров. Футболист, который сыграл 18 матчей за сборную СССР. Конечно, рядом с ним можно поставить и Михаила Ана, но для меня Фёдоров был большей звездой. Ну это опять-таки, на вкус и цвет – товарища нет. Это две суперзвезды, но Фёдоров побольше, чем Ан.

- Олег Базилевич (главный тренер “Пахтакора” на момент катастрофы, отсутствовал на том борту – прим. Е.Р.) – не верил в официальную версию. А вы верите?

- Верить в официальную версию всего того, что происходило в Советском Союзе, может только слепой, который верил в любое слово, произнесенное в те времена. Есть версия того, что ту катастрофу не могли замолчать потому, что, это был «Пахтакор». Если бы в этом самолете, не летел «Пахтакор», то об этой трагедии не говорил бы никто. Очень многое в Советском Союзе мы узнавали через двадцать-тридцать лет после происшедшего. Потому, что все скрывалось. Верить в официальную версию слепо я не могу. Но у меня нет своей версии. Я не знаю, какая правдивая, а какая нет. Сейчас существуют много разных версий по поводу случившегося. И поэтому я не могу верить на 100% процентов в ту версию, зная как, то государство нам врало. И почему в этой ситуации я должен верить?

- За всю свою жизнь вы были во многих странах. Преимущественно, теплых. С этим всем очень контрастно смотрится информация о том, что свою службу в армии вы проходили в Воркуте. Какую минимальную температуру вы там застали?

- В Воркуту я попал в июне 1989 года. Пятого июня это было. И уже седьмого июня я увидел снег. Это был, как обычно бывает, последний, запоздалый снег зимы. Вот это был в Воркуте последний запоздалый снег. Седьмого июня.

Первый снег новой зимы пошел десятого сентября. То есть три остальных времени года, уложились в период с седьмого июня по десятое сентября. Минимальное, что я помню, это что-то в районе -50 градусов. Это – то, что я помню. Но в Воркуте не всегда страшны морозы. В Воркуте куда страшнее сочетание мороза и сильного ветра. На Севере есть такое понятие, как «актированный день», то есть, когда разрешается не выходить на работу из-за погодных условий. Такие актированные дни наступают, если температура -45, и нет ветра. Но за каждый дополнительный метр в секунду скорости ветра, там добавляются определенные градусы температуры. Я сейчас не помню, какие границы, но вплоть до того, что можно было уйти на «актировку» при -35 при определенной силе ветра.

Даже если погуглишь для интереса, увидишь: в Воркуте был сильный буран в 1990 году. Я его застал там. Он пришел на исход зимы, это если брать по средним местным понятиям, в марте месяце. Он был очень сильным, погибли люди. Это как раз тот случай, когда было, не так холодно, но очень сильный ветер. И буран тот случился в тот самый момент, когда в Воркуту приехал тогдашний премьер-министр СССР Рыжков. Он ехал по дороге в тундре, когда его машину занесло снегом. Тогда по тревоге подняли ближайшую воинскую часть, чтобы откопать машину с премьером. Не нашу часть, другую. Рыжкова спасли, и он, улетая, сказал что-то вроде: теперь я понимаю, что теплые вещи — это предмет необходимости на Крайнем Севере, и цены на дубленки повышаться не будут. Через полгода дубленки резко подорожали.

- Как приходилось греться?

- А как грелись? Тепло одевались! Вот кстати, в этот буран мы не то, чтобы одевались теплей. Например, что-то еще под бушлат или вместо сапог валенки. Чтобы из казармы пойти в столовую на обед, а пройти нужно было примерно 100 метров, мы в казарме строились полностью одетые. В бушлате, все по полной программе – форма одежды номер пять, как говорили в армии. И надо было бежать, в буквальном смысле. Кто шел пешком, его просто этот ветер сдувал. И мы бежали в столовую, причем делали это против ветра. И приходилось иногда бежать правее от столовой, чтоб в конце тебя ветром немного унесло к самой столовой. Иначе можно было промахнуться. У нас один солдат ночью в наряде чистил картошку, закончил, вышел из столовой и пошел в казарму, его ветром сбило с ног, и он катился, пока не уперся в ворота. Потом, держась за стенку, дошел обратно до столовой.

- То есть, речи о разогреве алкоголем не было?

- Нет, конечно (улыбается). Алкоголь принимали, причем самый разный. Именно там в Воркуте, я узнал, что такое самогон, потому что в Узбекистане, по большому счету, такого не было. Были и всякие напитки, которые я в своей жизни никогда не встречал ни до, ни после. Портвейн Агдам, например. Все это было, все это мы видели конечно. Принимали по мере необходимости.

- Дмитрий Нагиев в интервью Дудю говорил об ужасном питании в советской армии. Согласны с ним?

- Не хочу говорить о том, что оно было идеальным. Сложно ожидать, что тебя в Советской армии будут кормить хорошо. Может быть, качество было не очень, но голодать не приходилось. Разве что, в первые дни с непривычки. Но потом мы приноровились, грибы собирали в тундре, жарили с картошкой. Картошку в Воркуту привозили замороженную, вкус у нее был незабываемый (смеется). Кстати, в Воркуте я попробовал морошку, такую северную ягоду.

- Что в целом вы получили от службы в армии?

- Больше самостоятельности. Достаточно расширился кругозор, всё-таки увидел другую жизнь. Скажем так, просто стал взрослым, до 18-тилетия только была школа, успел чуть-чуть поработать, а после этого – два года в армии. Это как будто открыл дверь, и резко оказался в другом мире. Открыл дверь –и стал взрослым.

В Воркуте я застал начало знаменитых шахтерских забастовок. 1 июля 1989 года это было. Мы пришли на дежурство в вагончик на краю взлетной полосы, а мы строили военный аэродром, и из этого вагончика было хорошо видно трубы шахты, из которых перестал идти дым. Это и было началом забастовки.

В армии я стал антисталинистом. В Воркуте очень много мест, связанных с репрессиями. Собственно, сам город и шахты построены на костях каторжан. К тому же в 1989 году стали разрешать публикации запрещенной раньше литературы – Аксенова, Довлатова, например. Мое мировоззрение стало другим.

Ну и еще в Воркуте я увидел северное сияние. Где бы я еще его увидел?! И не забывай про полярный день и полярную ночь. Зимой мы шли на обед в столовую при свете солнца, а выходили уже в темноте. А летом мы ночью время определяли по положению солнца на небе: если над началом взлетной полосы – полночь, если правее – то часа три утра.

- Будучи журналистом спортивной газеты, как в 90-х вам приходилось добывать информацию или статистику той или иной команды, когда не было интернета?

- Начнем с того, что в то время не то, что интернета, тогда и факса не было. Вся статистика велась вручную. В 1982 году, будучи школьником, у меня была общая тетрадь, куда я записывал результаты матчей чемпионата СССР с авторами голов, то есть я следил за матчами сам. Был подписан на газету «Советский спорт», которую приносили не утром, а в обед. Я тогда бежал со школы, чтоб успеть прийти домой, вытащить её из почтового ящика, открыть газету и внести какую-то информацию. По большому счету, «Советский спорт» был источником результатов, когда «Пахтакор» вылетел в первую лигу.

Тогда еще были радиопереклички в прямом эфире. Вечером, чтобы не мешать родным, я уходил на балкон, и включал радио, где слушал трансляции матчей чемпионата в разных городах страны.

За европейскими чемпионатами вообще не следили. Только в “Футбольном обозрении” нам иногда показывали фрагменты матчей еврокубков. До сих пор помню матч «АЗ-67» – «Раднички». Названия казались смешными. Что говорить, если матчи сборной СССР и советских клубов в еврокубках не всегда показывали по ТВ?

(Начало. Продолжение в слудеющем номере).

Источник: sports.ru

Подписывайтесь на InterFutbol в Telegram - свежие новости, развлекательные блоги и аналитические материалы в одном месте.